Ей было не по себе. Громовой Утес, обиталище потенциальных союзников, раскинулся под темным небом, на котором уже начинали разгораться мелкие серебряные звезды, - и казалось, будто огромная каменная ладонь поднимала обманчиво-крепкие дома все выше и выше, покачивала, примериваясь, не сбросить ли. Сильвана никогда не боялась высоты - или не помнила, что боялась - но здесь старалась не поднимать головы и лишний раз не смотреть вниз. Бесконечность: и снизу, где тонкими полосами белеют тропы, и наверху, где еле различимы крохотные черные точки - кружащиеся над самими облаками орлы. Ей хотелось вернуться под низкие своды Подгорода, спрятаться за ними, отгородиться от земли и от неба, что принадлежали живым, а не мертвым. Мертвым нигде не было места - и все же ее народ должен был его отыскать. Хотя бы… хотя бы здесь.

Здесь на них смотрели с любопытством, смешанным со страхом и недоверием - она бы сказала, скривившись, что как и везде, но все же не могла не признать, что во взглядах тауренов любопытства было больше. Или Сильване просто хотелось так думать - хотелось уцепиться хотя бы за призрачную надежду на… на что-то. Магата, обещавшая им помощь (и мягко обходившая вопросы о том, какую цену придется за то заплатить), лишь сверкнула черными, как ночь, глазами из-за плеча вождя, и не сказала ни слова - впрочем, как и ожидалось, разговоры отложили на следующий день. Живые любили говорить при солнечном свете… к тому же за день успевали устать. Впрочем, она не могла вспомнить, как ни старалась, что сама думала при жизни. Любила ли солнце? Наверное, да. Уставала ли? Наверное, да. Думать о прошлом было тяжело - память, все еще неверная, мутная, жестоко мстила за попытки вытащить хоть что-то из ее глубин, отзывалась болью, такой сильной, будто бы голову стискивал невидимый стальной обруч. Потому она предпочитала лишний раз не вспоминать - особенно если в этих воспоминаниях не было никакой необходимости…

Неважно. Все это было неважно. Сегодняшняя ночь или завтрашний день - неважно. Если рассуждать здраво, то и ей не помешало бы собраться с мыслями. Как бы там ни было, а Магата не станет говорить за нее, не станет убеждать - с этим ей предстояло справляться самой. Будь все иначе - она бы не стала тратить время на слова, она никогда не умела ими играть, не умела торговаться и уговаривать (это умел кое-кто другой, чье имя она забыла, а глаза - помнила, даже теперь помнила), но сейчас у нее не было выбора. Люди - живые люди - не приняли ее народ, и потому…

- А будь мы живыми, госпожа, нас бы и на порог эти, Свет прости, коровы не пустили, - Лидон заговорил шепотом и на грубом, колючем, зато совершенно непонятном остальным гаттерспике. Молодой алхимик - в отличие от нее - и не собирался сдерживаться, вертел головой, как… как это говорится у людей… “как дурень на ярмарке”? Да, наверное, так… откуда она это знала? Откуда помнила? - Никогда и не думал, что такое увижу.

- Я тоже, - таким же тихим шепотом отозвалась она, запоздало подумав, что эти перешептывания на незнакомом языке могут нехорошо сказаться на доверии их пока-еще-не-союзников. Ей - что уж говорить - тоже хотелось рассмотреть Громовой Утес как следует - и эти странные дома из дерева и ткани, и вытканные на полотнищах узоры, и вплетенные в гривы хозяев бусы и перья. Темнота не была помехой мертвым глазам - но кто знает, вдруг эти “прости Свет, коровы” были способны заметить их неуместное любопытство? Но запрещать подданным совать нос в чужие дела было почти что невозможно - люди, хоть и мертвые, все равно оставались людьми. Сильвана и не сомневалась, что ее спутники расскажут в Подгороде обо всем, что видели - и еще от себя добавят, а пересказанное несколько раз превратится в такое, что вообще нельзя будет узнать. “А я гляжу - корова! На задних ногах стоит, ей-Свет! И разговаривает! Да какой еще таурен, когда чистая ж корова. А дома-то у них - до неба и все из тряпок! Ну не вру! А королева-то пялилась на эт, значит, все, как девчонка, глаза во какие, на все лицо одни глаза - видать, у них в эльфьих лесах коровы-то как у нас, обычные, значит… Как это нет коров? Как это все магически? Скажешь тоже, нельзя без коровы-то, хоть волшебная, а быть должна...” Эти мысли должны были б ее злить - но ей хотелось смеяться, она и сама не знала, почему.

В отведенном ей доме из тряпок было тихо, чисто и пусто - конечно, никто не знал, что может понадобиться не-мертвому. Она усмехнулась про себя, подумав, что говорящие коровы могли обсуждать будущих гостей примерно в том же ключе - “они же человечину едят? Но здесь на сто лиг ни одного человека! Как думаешь, свинобразом они обойдутся? Или гарпией? Нет, оскорбятся, наверное…” Тишина была такая звонкая и прозрачная, что, казалось, можно было различить и далекие сонные разговоры, и дыхание живых, и вздохи степного ветра над крышами, и шелест травы, там, далеко внизу, у подножия каменных ладоней. От этих звуков, еле слышимых для живых, ее одолевало беспокойство. Чудилось, что под плотными ткаными коврами вздрагивает камень - хотелось выйти, узнать, так ли это. Бояться было нечего - разве самое страшное с ними уже не случилось? - но неуютное чувство росло, не давало покоя. Живым было хорошо, живые могли спать… а ее спутники - хотя бы болтать между собой. Она думала порой - неужели человеческие короли были настолько же одиноки?

Ей нестерпимо хотелось выйти наружу - но она колебалась. Ей никто не запрещал - разве не говорили им: “Чувствуйте себя как дома”? Но не будет ли это воспринято как оскорбление? Живые всегда подозревают мертвых, живые всегда враждебны, что бы ни говорили… Сильвана думала - и медленно обходила свое убежище, касалась пальцами грубо вытканной ткани, отслеживая простой узор, перебирала звенящие подвески, спускающиеся до самого земляного пола, вслушивалась в звуки ночи. А потом дернула плечом: “Не в плену же я, право!” и решительно выскользнула наружу - под рассыпанные по небу звезды, ветер и тишину, окутавшую Вершину Духов плотно и надежно, как шерстяное одеяло.

Громовой Утес спал - бодрствовали лишь немногочисленные стражники, да и те зевали, переступая с ноги на ногу (или правильно - с копыта на копыто?), щелкали хвостами и вздыхали. Все эти звуки тонули в тишине, и где-то - под камнями? - слышался негромкий перезвон воды. Сильвана постаралась натянуть капюшон как можно ниже, чтоб мерцание алых глаз ее не выдавало - еще не хватало испугать кого-то, кому не спится в эту ночь. Она пряталась в тенях, ныряя между острыми лучами белой луны, выплывающей на небосклон, она рассматривала белую ткань и коричневые шкуры неизвестных ей зверей, она слушала, как спит этот странный, непривычный, незнакомый город - пока не почувствовала то, что живые называли холодом, а она сама - прохладой. В подобных местах тишина наконец-то становилась настоящей - а какой же еще она могла быть в месте вечного покоя? На высоких опорах - поближе к темному небесному куполу - покоились завернутые в полотно тела тех, кто ушел.... куда? Во что они верят здесь, среди звезд и трав, среди ветра и пыли? Как бы там ни было - здесь было спокойно. И наконец-то совсем тихо. 

Что бы ни говорили - а Сильвана не умела разговаривать с мертвыми. Да эти мертвые ее бы и не поняли… Она опустилась на траву, обхватила руками колени и замерла - вслушиваясь лишь в то, как над головой перезваниваются и перешептываются звезды. Да, ей нужно было о многом поразмышлять, но сейчас она думала лишь о том, насколько же все-таки шумные эти живые - даже когда спят. Насколько же это утомительно. Насколько же…

Отредактировано Sylvanas Windrunner (01-10-2020 17:50:39)