– Ну реально, чуваки, вы думаете, я это сам нарисовал щас на коленке? – в очередной раз помахав своим бейджиком, произносит Ньютон, обращаясь к военным. – Вы же можете их проверить, они настоящие.
Гайзлер хоть и не всегда носил при себе удостоверение – иногда попросту забывал про него – но сейчас он мысленно поблагодарил себя за то, что все-таки утром не оставил его на тумбочке.
Правда, может так оказаться, что толку от этой пластиковый карточки будет ровно ноль.
Ньютон вздыхает и откидывается на стуле, спинка которого слегка скрипит в ответ. Трещина на линзе не дает нормально сфокусироваться на окружающей обстановке (спасибо, блин, что всего лишь трещина – а то так и без глаза можно было бы остаться), но Гайзлер знает, что без очков будет еще хуже.
На самом деле, ситуация максимально абсурдная, и если в первые несколько минут ему казалось, что все это – всего лишь пранк, зашедший слишком далеко, то чем дольше их держали в этом помещении (которое не навевало ничего позитивного, а только лишь сильнее сгущало атмосферу), тем отчетливее в голове вырисовывалось понимание всей серьезности ситуации.
Да, утро началось вполне себе стандартно – с поездки в Гармиш уже прошел месяц, и они уже давно полностью влились в свою обычную рутину.
Они с Германном как обычно шли в лабораторию – это было примерно в половину девятого (Ньютон перед выходом из барака бросил беглый взгляд на часы). Все было как обычно, как и бывало всегда вот уже больше полугода.
А после –
яркая вспышка,
ощущение падения,
заложенные уши.
Все это длилось от силы несколько секунд, хоть и ощущалось как целая гребаная вечность.
Они вроде бы оказались возле своей лаборатории – а, точнее, возле того места, где та должна была быть. Вместо нее было просто наглухо замурованное помещение, которым, кажется, никогда и не пользовались. Они с Германном едва успели прийти в себя – а через пару минут их уже скрутили солдаты.
Что это, черт возьми, было?
Ньютон уже несколько раз успел задать этот вопрос – как в мыслях, так и вслух, чем только сильнее раздражал военных, которые предпочитали хранить молчание, дожидаясь маршала. Пентекоста. Еще одна деталь, которая могла бы взорвать ему мозг, но тот уже после информации об их с Германном безвременной кончине перестал представлять из себя что-то более или менее вразумительное.
Но все это, конечно, вопросы без ответа.
Маршал Пентекост.
– Хрень какая-то, – не обращаясь к кому-то конкретно, произносит Ньютон, но голос его звучит нервно и чуть громче, чем нужно. А нога, кажется, и не переставала дергаться все время, сколько они здесь сидят. – Мы, значит, погибли, – изобразив пальцами кавычки, Гайзлер обращает взгляд на Готтлиба. – Вся твоя семья тоже того. Видимо, моя тоже? И либо это какая-то несмешная шутка, либо…
Либо что?
Кривая параллельная вселенная. Точнее, не кривая, а просто… другая. С другим развитием событий, с другим временем?
Кстати, про время.
– А какое сегодня число? – произносит вдруг Ньютон, обращаясь к военным. – Ну серьезно, скажите, пожалуйста.
– Шестое января, – помявшись несколько секунд, отвечает один из солдат, глядя на Гайзлер с сомнением и непониманием.
– Так, допустим, а год? – мотнув головой, спрашивает Гайзлер, внутренне напрягаясь и уже предполагая о том, к чему все идет.
Нелепица какая-то. Полнейшая хрень.
– 2025-ый? – с еще бОльшим сомнением отвечает военный, глядя на Ньютона как на придурочного, но к этому моменту Гайзлеру уже становится наплевать, потому что…
– Январь 2025-ого, – произносит он, обращая взгляд на Германна. – Январь. 2025-ого.
Какова вероятность того, что их отбросило в другую вселенную – так еще и назад к тому моменту, когда должно случиться…
Двойное явление, Германн.
Какова вероятность? Есть ли вообще такая формула, которая могла бы все это просчитать?
Как вообще такое могло случиться? Какие правила в этом мире, который так напоминает их собственный, но в то же время является его кардинальной противоположностью?
И даст ли хоть кто-нибудь хоть какие-то ответы?
Здесь и сейчас они – свалившиеся непонятно откуда вторженцы, которые выдают себя за погибших ученых. Погибших при весьма трагических обстоятельствах ученых – и от этого прямо дрожь пробирает.
Это могло бы быть дурацким сном, но это – самая настоящая отвратительная реальность.
Реальность, в которой их с Германном уже не существует и в помине.