[indent] Северные Берега, действительно, были очень красивым местом, но малолюдным именно потому, что дурная слава царила здесь. Не каждый смельчак осмеливался приехать на эти плодородные зеленые земли со своей семьей, чтобы строить дом и разбивать огород, хотя охотно здесь росли и плодовые деревья, и овощи, а леса были полны дичи так же, как воды рыбы. Причиной этому на самом деле было то, что эти земли принадлежали морским ванессам; на берегу прекрасные, как заря, сладкоголосые, с бархатной кожей и стройным станом, распустив свои изумительной длины и густоты волосы, они среди всех ванесс, которые тоже страшными бывали очень редко, сразу выделялись издалека, притягивая внимание. Игривы они были и легкомысленны, и охотно откликались на чужую страсть, но то была лишь вершина айсберга. Маргрит, сидя на отполированном прибоем камне, расчесывая свои каштановые волосы, могла бы одна из многих ответить, что только это маленькое дитя стало причиной, по которой повезло всё еще топтать живым землю Хёниру, потому что морские ванессы любят лишь своих детей, иная форма любви для них только блажь и развлечение. Сигюн не раз видела, как мать, сидя на камне рядом с ней восхитительно красивой женщиной, обнимая её тонкими нежными руками, подобрав под себя стройные ноги, в один грациозный прыжок покидала камень, уходя под воду, и там, под водой, изменялось её тело, удлиняясь, обтягиваясь, как одеждой, блестящей золотой чешуей, а ноги срастались, вытягиваясь, пока не обращались в мощный гибкий рыбий хвост. Не было в этих водах хищника свирепее, чем морские девы; быстрые, как молния, маневренные, налетали они стаей на добычу, многократно превосходящую их размерами, и острыми когтями и зубами целые куски мяса из живой плоти вырывали, чудо было от них вырваться, если настигли. Но не в том дурная слава была, что жалко наземным ванам стало рыбы, а в том, что в воде не было им различия, чью плоть рвать, в воде они утрачивали все то человеческое, что в них было, и легко становились каннибалами, забывая, что те ваны, что по земле ходят, родичи им по крови. Старые ваны могли рассказать, как пытались войска Одина в стародавние времена с моря атаковать, да в итоге несолоно хлебавши вернулись с легендой о том, что живет в тех водах гигантский свирепый змей морской, даже имя ему придумали – Йормунганд; а всего и дела то было, что столкнулись их корабли с сопротивлением морских дев. Коли же вынырнет она из воды, ванессой явится, песню запоет, заслушается и бог, и смертный, как пьяный или околдованный, по своей воле пойдет прямо в руки; с улыбкой и пением сладким дождавшись, поднимется она к тебе из воды, нежно обовьет руками да к себе потянет, к устам манящим, но только окажешься в воде, руки эти ласковые невиданной силой нальются, стиснут в смертельных объятьях и на дно потащат, пока не захлебнешься. Не упросить такую, не сторговаться, ибо доступны им все сокровища морские, только к ним они пристрастия не питают, так распорядилось Мироздание, что у всего должен быть свой защитник, и морю назначило их.
[indent] Но Сигюн исполняла просьбу матери и никому о их встречах не рассказывала; она любила матушку не менее сильно, чем та – её, и не видела в той зла. Впрочем, Маргрит тоже не была дурочкой и не рассказывала маленькому своему порождению всей правды подводной жизни, лишь, помимо чар своих, учила уважать и любить все живое вокруг, каждое творение матери-природы, не делать окружающему миру зла и защищать слабого. Казалось бы, о какой защите идет речь, учитывая образ жизни ванесс, но и тут была своя тонкость; морские девы не трогали слабого, не завлекали в море детей, не топили стариков, не нападали на водных обитателей слабее себя, только если были сами ранены или обессилены, и шел вопрос выживания. Такой неоднозначной была философия этих диковинных созданий, а Маргрит, желая дочери добра, доносила её как могла. Она могла часами любоваться плещущейся в лучах вечернего солнца в бухте девочкой, оберегая её от любой напасти; но и без того ни одна тварь морская или наземная, чуткая намного больше аса или вана, не смела сунуть свой нос, как бы не хотелось, в воду, пока чуяла запах морской девы; знали, одна дева – не так страшно, но только засвиристит пронзительно, тотчас вскипит вода, стаей явятся.
[indent] Если бы девочка подозревала правдивость страшных слухов, что ходили о этих берегах, она, конечно же, немедленно предупредила чужака убраться подальше от воды; но она их не слышала, а в те, что слышала, не верила, потому и не спешила с жуткими предупреждениями. Поправив выпавшую на лицо прядку волнистых медных волос, она смешно сморщила курносый носик, задумавшись, но потом покачала головой отрицательно:
- Не-ет, я тут никого не видела сегодня, сюда редко ходят, - пожав угловатыми плечиками, простодушно добавила, - боятся. – Но она сама совсем не испытывала страха, даже гуляя здесь в полном одиночестве, когда стемнело, словно кожей чувствовала стерегущий взгляд из темной глубины воды, как и сейчас. Маргрит, подметив незнакомца, что приближался к берегу, изменила свой курс, держась параллельно линии песка, не высовываясь сильно, но наблюдая настороженно. Ей коварство мира было известно, как и хрупкость полукровного дитя. - Говорят, что пришедшие сюда обратно не возвращаются, - поведав слух, она, чуть наклонив по птичьи голову, с забавным выражением лица, словно бы сообщая какую-то важную тайну другу, добавила: - Но я в это не верю вообще-то. А почему ты думаешь, что эти солдаты пришли сюда?[status]дитя Ванахейма[/status][icon]https://c.radikal.ru/c07/2003/52/8f62b5753b29.jpg[/icon][rus_n_fn]Сигюн, 13[/rus_n_fn][lz]Единственное дитя Хёнира, юная леди Ванахейма, обреченная жить меж двух миров: отца и матери, души и разума.[/lz]