Очень болит голова. Безмерно, очень болит голова.
Энакин поморщился, с трудом удерживаясь от желания сдавить виски руками. Дурацкая миссия, дурацкий Мортис, дурацкая  война! Через несколько часов крейрер выпрыгнет из гипера, и придется снова идти в бой. А Энакин не может спать.
Ходит по вверенной ему территории, заглядывает к клонам – все в порядке, спят. В оружейную, где слегка печально, ибо практически треть брони по-хорошему следовало бы обновить. Но тут бы хоть прокормить и обучить постоянно обновляющийся личный состав. Энакин прислоняется лбом к двери, прежде чем выйти, и глухо, тоскливо матерится на самом грязном хаттезе. Всё плохо. Всё очень плохо, конца и края не предвидится.
Энакин стоит так довольно долго, пока не начинает засыпать. И тут же просыпается - от невыносимого холода. Украденные воспоминания не могут приносить неудобств? Ну конечно, они только жгут невыносимым холодом потери. И ярким страхом, что произошло непоправимое. Видеть было необходимо, знать нужно было неизбежно. Иначе он не сможет подготовиться и защитить... Да всех защитить! Особенно близких.
А ему стёрли память. И Отец мог говорить всё, что угодно, но теперь, когда эйфория спала, Энакин жалел. Нельзя отказываться от знаний, которые могут спасти других. Пусть и платить за это придется дорогую цену.
Но самому, самому! А теперь?.. такое чувство, что Энакин упустил возможность все исправить. Самым лучшим путём. Самым безопасным.
Ведь не мог же Сын просто обмануть? Энакин отлично чувствовал ложь всегда. А даже если и ложь - то зачем стирать о ней память? Только о будущем стоит.
Хрипло выдохнуть и выйти за дверь. А в коридорах унылое искусственное освещение и внезапно хочется выйти прямо в гиперпространство, лишь бы не видеть всего этого кошмара. Все внезапно становится опостылым, противным, невыносимым в своей повторяющейся рутины.
Энакин выпрямляет спину и чеканит шаг. Улыбается привычно, широко, чуть ехидно и совсем беззлобно.
Асока не заперла каюту, но спит спокойно, улыбаясь во сне. Энакин вновь улыбается - теперь уже искренне. Подходит, поправляет сбившееся одеяло и отводит легко гладит по щеке. Асока во сне жмурится, ворчит и переворачивается на другой бок. Забавная. Забавная и такая родная.
Она едва не умерла. Страшно признать, что она действительно умерла. И он не успел, не сумел предотвратить, только и мог, что смотреть.
Не было даже ярости. Был ступор и желание что-то делать. Куда-то бежать, все исправить и никогда - никогда! - больше не отпускать, не допустить.
Не потерять.
Асока всхрапывает и смешно щерится во сне. Энакин считает, сколько часов осталось на сон, выходит до обидного мало. Приходится идти и хотя бы попытаться заснуть.
Но прежде нужно проверить мастера. До Падме не дотянуться и не удостовериться, а они трое - лишь только трое! Разве так уж много? - без кого Энакин жить не может.
Мастер лежит спокойно. Тихо дышит. Энакин вслушивается, почти уходит, когда мастер сокрушенно вздыхает.
Кажется, Энакин его разбудил. Или мастер и вовсе не спал.
- Мастер? - поколебавшись, спросил.
- Ты снова не спишь, Энакин, - а сил на скорчить недовольное лицо у наглого нарушителя режима сна не остаётся. Энакин только краснеет, как совсем бестолковый мальчишка. Ну вот, мастер снова вынужден с ним возиться.
- Не могу, - поколебавшись, честно и очень тихо ответил. - Я не буду мешать, пойду к себе, просто хотел...
проверить - остаётся невысказанным.
- В общем, пойду.
- Энакин, - в голосе мастера слышится (Сила, опять!) знакомое осуждение и приглашение, предложение помощи.
- Я правда пойду, Оби-Ван, - это по-детски. Совершенно и абсолютно по-детски, нежелание признаваться в уже понятой и очевидной слабости.
Мастер тяжело вздыхает и за это стыдно ещё больше. Наверное, потому Энакин соглашается помедитировать, усевшись у стены в позу лотоса и вслушиваясь в спокойное дыхание.
Энакин не любил спать в одиночестве, особенно, когда напуган. Мастер, разумеется, все понял. Энакин и сам не знает, когда его медитативное состояние смешивается со сном.
Но так - спокойно.

Энакин не знает, где оказался, хоть и четко понимает, что спит. Ну, или в глубокой медитации, невелика разница.
Он встаёт от стены, растерянно оглядываясь и рассматривая стены. Здесь... пусто. Как будто ожидание чуда оказалось пустышкой и какие-то дети никак не могут этого принять.
Это неправильно. Горько. Энакину здесь н е н р а в и т с я. Совсем.
Гнетущее чувство, и можно бы уйти, проснуться. Но его будто кто-то зовёт.
Энакин ищет взглядом, пока не находит мужчину, раза в два его старше. Интересно, это очередной привет от Мортиса? Или какая-то очередная гадость?
- Привет, - Энакин подходит и вновь садится в позу для медитации. Улыбается, со стороны беззаботно, но на деле очень напряжённо и насторожено. - Ты кто? И зачем меня звал?
Энакин не понимает, почему ему хочется обнять мужчину.
...и бежать прочь, не оглядываясь.

Он похож на статую.
Энакин с любопытством разглядывал незнакомца, и эта была самая четкая ассоциация. Мужчина был как неживой , закованный в нерушимую броню самоконтроля и чего-то ещё.
Статуя, самая настоящая. Даже вглядываться страшно, что же там внутри? И сам магистр Винду напоминал такое создание лишь изредка, Энакин и видел раз или два. А сам-то ещё думал, что его мастер похож на статую или дройда. Да ни в какое сравнение!..
Энакин думал, что нужно это разбить. Энакину страшно посмотреть, что за маской, потому что. Потому что не его дело - а если вмешаться, то будет его.
Но Энакину уже не девять лет. Энакин уже практически отучился лезть со своей непрошеной помощью, приправленной неиссякаемым энтузиазмом, ко всем незнакомцам в беде. Но интересно. И внутри шевелится что-то такое, толкающее под руку и заставляющее бежать и помогать.
Энакин с усилием взял в себя в руки, размеренно задышал и принялся ждать ответа.
Ответ не радовал. Энакин вздрогнул, печально вздохнул и выдал:
- Ясно.
Джедай, которому нужна его помощь. Спросить, что ли, почему не совета? Но ясно же, почему. Раз прицельно звали, раз нужна именно его дурная помощь... А ведь мужчина даже не спрашивал его имени. Конечно, оно же всем джедаем известно - нашли ж зверушку в зоопарке.
Грустно, что почти всем Энакин нужен только как герой без страха в лучшем случае. А джедаям он вечно нужен исключительно как Избранный.
Спасибо, что мастер перестал об этом напоминать.
Энакин печально посмотрел на собеседника, но внезапно улыбнулся. Все же быть нужным - здорово. А что никакой он не Избранный и все эти легенды-пророчества фигня полная.
Помощь? Поможем! Только сначала познакомимся.
- Я тоже джедай, - улыбнуться открыто, располагающе, от души. Падме всегда говорила, что такой улыбке Энакина невозможно не верить. Наверное, это хорошо? - Впрочем, вы, наверное, и сами знаете? А зовут меня Энакин...
Или плакатный мальчик Ордена. Блин, и что меня снова тянет тараторить? Как всегда, когда волнуюсь. Ну что за дурацкая привычка!
- ...впрочем, это тоже не секрет. А как вас зовут? Вы один из джедаев-отшельников, что отказались ввязываться в войну?
Энакин нахмурился, но не зло. Честно говоря, он понимал. Честно говоря, окончание войны - это мечта. Только убегать нельзя, это не выход. Обычные люди могут, да, но они, джедаи, просто обязаны закончить кровопролитие и защитить мир. Плевать, что говорит Энакин пафосными штампами мастера, менее правдой от этого правда не становится. А вот когда война закончится, можно будет все. Самое главное, можно будет, наконец, не скрывать, что женат. И не смотреть на Падме из далека почти каждую их встречу. И абсолютно все - на людях, даже если люди, это всего лишь Асока или мастер.
А они ведь тоже семья.
- Я, правда, вас в чем-то понимаю, хоть и не одобряю. В конце концов, Республика... А, вы и сами всё понимаете. Но всё же, несмотря на сказ... пророчество. Может, вам лучше обратиться в совет?
Невероятно, что Энакин такое говорит. Да ещё и так сумбурно. Но в Совете же есть Оби-Ван! А он-то уж точно не позволит отвернуться от джедая. От любого, не только от них с Асокой.
Мастер единственный, кто сумеет достучаться до тех зануд, их разума и заставит поступать по совести, а не по уставу. Это же мастер!
- Но если нет, то я, конечно, постараюсь. Простите, много говорю. Это нервное.
Ну да, не каждый вечер тебя вместо сна и медитации относит на какие-то астральные консультации. Где ещё и внезапно твоя, дурака, помощь нужна. В чем, спрашивается? Тут битва не кипит, а я в последнее время только войну и видел.
- Простите, - ещё раз повторил Энакин.

Энакин задумчиво кивнул. Он, конечно, слышал про таких джедаев, но именно что только слышал. Ушедшие, решив, что Орден джедаев остался тем же лишь по имени и ищущими свой путь, они иногда уволили с собой учеников или искали себе новых. Являясь, по сути, такими же сектами, как ночные сёстры Датомира, только светлыми, или жрецы на родной планете магистра Фисто.
Впрочем, осуждать не получалось. Энакин, наверное, хотел бы, только ещё больше бы хотел сам жить в мире и свободном государстве. Только мир возможен, если их Республика устоит, за это и вкладывают, и отдают все силы. И сам Энакин, и мастер, и невероятная, родная, любимая Падме, и канцлер, и даже малышка Шпилька. За мирное государство они и борятся. Иначе что? Галактика, тысячи лет жившая в относительном мире, научившаяся улаживать локальные конфликты, пусть и с помощью джедаев, развалится? Ну нет, Энакин решительно подобное не одобряет.
А потому, пусть он и понимает этого джедая, но согласится с ним никак не может. А что перед ним был именно джедай, сомнений не вызывало. Слишком уж родным и спокойным от него веяло, как будто он свой, родной и семья. Все джедаи - семья, но ощущалось это так отчётливо очень редко. Так что, кажется, этот Люк хороший человек. Правильный.
Только вопросы у него дурацкие. Откровенно говоря.
Энакин поморщился, услышав просьбу уточнить пророчество. И надо же было ляпнуть? Нет, серьезно, надо действительно лучше следить за языком. Болтает сам, а потом и отвечать не хочется, но это грубо и невежливо. Но откуда бы знать? В Ордене с момента вступления на него пялились, как на диковинную игрушку из-за этого самого пророчества. А тут вдруг не знает? Хотя, скорее, снова проверяют. Вот уж действительно, как Совет. Который делает всё, лишь бы Энакин не забывал своего "предназначения", чтоб их! Ещё бы хоть уточнили, в чём именно оно заключается. А то лишь одни мутные слова и никакой конкретики.
- Очень приятно, Люк, - несколько вымученно улыбнуться, соображая, что именно отвечать. Вот бы знать, что именно хочет услышать собеседник? И что он вообще знает.
Быть "не таким" Энакину опротивело ещё лет десять назад. - Пророчество, ну-у-у. О том, что грядёт такой специальный и очень сильный одаренный, который восстановит равновесие в Силе и вообще слишком уж мутный, но почти святой и надёжный.
...мастер бы его крепко осудил за подобную трактовку своей любимой сказки. Но какая разница? Энакин обычно молчал на все рассуждения о будущем, судьбе и предназначении, но хоть иногда нужно быть искренним. Почему бы и не сейчас? Тем более, если он здесь для помощи и явно по велению Силы.
Даже мастер бы не сумел с этим поспорить. Несмотря на то, что является великим демагогом.
- Если позволите быть честным, то оно меня пугает. Конечно, я надеюсь и почти уверен, что оно не про меня, но сами формулировки настораживают. Мастер убежден, что "равновесие" равно уничтожению ситхов, но... Ты. Вы знаете ли такое равновесие, когда была бы лишь одна чаша весов полной? А последние века в галактике властвовали джедаи. Все чувствуют перемены, но я не хочу решать, кому жить, а кому нет. Сила, я и воевать не люблю! А тут как бы банально и прямо убивать не пришлось.
Улыбка становится совсем уж кривой, почти усмешкой. Смешно же слушать такое от плакатного мальчика войны? Но воевать действительно не хочется. Не хочется посещать миры лишь затем, чтобы приносить боль, горе и разрушение, тоску. Даже когда над всем этим главенствует освобождение, но успокаивает, что все это - не зря. Все жизненные формы галактики стремятся к покою и мирной, спокойной жизни.
И если Энакин может помочь ее обеспечить, то плевать, что не нравится. Главное - результат.
Энакин как-то обречённо вздохнул и с радостью воспринял перемену темы. Тем более, она была гораздо приятнее всяких страшных сказок и войны.
- Есть, - в голосе отчётливо звучит непривычная и нескрываемая теплота. -  Асока Тано, моя падаван. Колючка, всегда и на всё имеет собственное авторитетное мнение, любит собирать на свою задни... эм, на свои монтраллы неприятности и всегда лезет на передовую. И просто куда не просят. А ещё очень часто рвется командовать и критиковать, Шпилька этакая. Ей пятнадцать лет, все время приходится помнить, что Асока - тогрута, и ее нужно трогать и обнимать. Я не очень люблю прикосновения, но это особенность расы и необходимо при взрослении.
Мда, сегодня определённо вечер суетливой болтовни. Вероятно, так сказывается желание сделать невозможным возвращение к теме пророчества? А может, просто хочется похвастаться, какая замечательная у Энакина ученица.
Главное, не говорить, что он ее любит. А то все джедаи любят своих падаванов - кроме, возможно, чокнутой Ань'и, - но никто в этом не признается. Дурной тон!
- Самый лучший падаван из всех возможных, хоть и упряма, и своевольна. Если честно, я не хотел брать себе падавана, да и сейчас. Ладно, мне было уже девятнадцать, но ей-то всего четырнадцать! А я, получается, все время на фронте, и она со мной. Полтора года прошло, правда, и живы, но всё же, я боюсь ее подвести. Она же мне верит.
Энакин думает, что вопрос об учениках - странный. И чем может быть вызван? Не желанием же пойти к нему в падаваны! Тут человек уже опытом умудренный, раза в два, если не в три, его старше, и, как он сказал? Сам себе Совет.
- А вы?.. у вас есть падаван? - Энакин смотрит внимательно, прямо в глаза, и готовится слушать.
Ведь, быть может, несчастный ученик пропал или сбежал на войну? А несчастный мастер никак не успокоит свое сердце?
Тьфу, любовь Оби-Вана к патетике иногда чрезмерно заразительна.

Энакину все казалось, что что-то не так. Что с ним снова играют, игнорируя все прочее, и считают идиотом. Все звучит... не так.
Это не какие-либо факты, не четкое понимание, это осознание и предчувствие. Этот человек, Люк, говорит вроде как честно и открыто, говорит правильно и даже похоже на джедаев. Но будто притворяется. Причем притворяется почти даже его мастером.
Сила звенит осознанием, что что-то не так. Энакин выразительно сощурился, подозрительно разглядывая так называемого джедая. Аж почти половину минуты, пока не спохватился и не попытался состроить крайне доброжелательное, наивное и доверчивое лицо. Мастер всегда учил, что общаться с подозрительными типами именно так.
Энакин, кажется, опять облажался. Ну не получалось у него вечно держать лицо, не получалось!
- Я не очень, хм. Не слишком люблю разговоры о Силе, - потому что все всегда впихивают, что это высший промысел и у нее есть мозги, то есть воля. Энакин предпочитал не задумываться о столь тонких материях, потому что с детства знал, что все не так. Проще, Сила - это просто энергия, которая помогает. А мозги у людей. Только вот джедаи, да, кажется, и стихи, убеждены, что Энакин глубоко неправ. Ну а что их убеждать? Все равно не получается, все равно остаёшься в итоге идиотом и дураком.
Энакин ещё раз излишне подозрительно осмотрел непонятного мужчину, но все же решился уточнить. - Просто потому, что Сила - это мы.
Вот так, и больше не уточнять. А то снова убедят, что идиот. Хотя вот в этом Энакин точно и монолитно был убежден всегда. Пусть с мастером и приходилось соглашаться, а то мастер слишком заумно говорил. И долго. И даже правильно.
Энакин понимал, что мастер прав, когда тот убедительно это доказывал, но знал, что всё не так. Просто знал.
Так что в этих случаях лучше обойтись без полемики. Абсолютно. Совсем. Никак.
Энакин улыбнулся слегка кривовато и развел руками. Вроде как, де, такой я дурак, давайте не возвращаться к этой теме?
И тут же выпрямился, становясь серьёзнее и внимательнее, уже не отвлекаясь. Смотря остро и тяжело, почти изучающе.
Энакин видел таких учителей, судя по тому, что говорит этот Люк. Такие учителя всегда ему казались ужасными. Вот Оби-Ван - он куда лучше! Хоть он тоже очень долго в него не верил, но прошло же.
Ведь мастер в него верит? Пусть Энакину иногда страшно, потому что кажется, что нет.
- Война идёт, все на войне, - Энакин ещё пытался улыбаться, но удержать лицо опять не мог. - Мы не можем не справляться. Иначе проиграем.
Энакин не мог отделить Асоку от себя. Не в этом, если признать, что она обязана справляться, а не они - все равно, что бросить ее. Свалить всю ответственность.
Если не справится она, то это означает, что именно он, Энакин Скайуокер, не справился.
И именно поэтому Энакину не понять неведомого Люка. Его последних слов. Поэтому он смотрит тяжело, недоверчиво, почти как на возможного врага. И спросил очень спокойно:
- А разве ваш падаван - ваш отец? - ситх его знает, может у милашки Ксанатоса были детки и кроме Грант Омеги. Или ещё кто. Неважно, отцы всякие бывают, у Энакина вот вообще никакого нет. - Почему же вы в него не верите?
Спина Энакина и без того была прямой. Сейчас кажется, что и вовсе проглотил аршин металлический. Ну или и вовсе залез в дюрастилловый экзоскелет.
- Сами же во тьму толкаете. Недоверием.
...страшнее же быть не может ничего, кроме как если самые близкие в тебя верить не будут.

Это было безумно сложно. Это было абсолютно непонятно. Это было... В общем, Энакин здраво подозревал, что его банально пытаются надуть, обвести вокруг пальца и, э. Вежливые слова у Энакина на этом закончились, а материться при старших неприлично. Ну и мастер очень занудные лекции читает, если это действительно джедай.
Потому что - отец? Мой отец - джедай?
И говорить об этом так открыто? Будто нет ничего необычного? Собственно, действительно нет, но в храме подобные фокусы же всегда не вызывали ни понимания, ни одобрения. А тут?
Очень сложно. Но говорит этот человек совсем, как те старые замшелые пни из Совета. На всё воля Силы - и плевать на собственные же поступки и слова, приказы.
На всё воля Силы - и хоть сдохни, но ты обязан.
Энакин не любил такие разговоры. Будто Сила играет всеми, как пешками или деревянными солдатиками. Как будто люди сами ничего не решают, и могут жить лишь по воле сказок, транслируемых Силой через одаренных.
Какой же бред. Какая же глупость, сваливать всё на Силу. Энакин резко выдохнул и постарался улыбнуться. Кажется, вышло ужасно, криво, недостоверно.
Но ничего говорить про Силу не стал. Зачем? Это слишком сложно, да и не требует ответа, а Энакин. Его гораздо больше волновало другое.
- Вы счастливый человек, Люк, - лицо непроизвольно исказилось от горечи и потемнело, как от боли. - Раз можете забыть о войне.
Энакина действительно задела эта оговорка. Как джедай может забыть о горящей в агонии гражданской войне Галактике? Ведь она влияет не только на Республику, не только на КНС, но даже хаттов умудрилась задеть - как и всех прочих.
Как можно так просто игнорировать страдания других? Как можно так просто в своем желании следовать замшелым заветам забыть о мире? О том, что людям нужно спокойствие, а война всё разрушает?
Как можно тогда вообще называться джедаем?
Энакин думает, что логичнее было бы хотеть оказаться подальше от этого места, от этого человека и его не то недоговорок, не то просто крайне лицемерной позиции. Но ему, наоборот, хочется оказаться ближе. Желательно прямо совсем рядом, не в медитационном поле, не в астрале и не во сне. А физически рядом, чтобы как следует надрать уши.
Совершенно не джедайским способом, а по простому. Как решала свои проблемы шпана на Татуине, да и, если честно, в Храме падаваны не особо и отличались. То есть банально навалять почтенному мужчине по ушам, по лица и - контрольным - по почкам.
- Я не слишком то хороший джедай, - нельзя добавлять "господин хороший", нельзя. Не так поймут. Но как же хочется съязвить! Как будто ситх под руку толкает. - Совсем не образцовый.
Энакин искренне мог сказать, что очень редко, когда признаёт свои недостатки в настолько полной мере. Но сейчас он может позволить себе искренность - если быть образцовым джедаем означает быть сбежавшим от своих, бросившим всё морафологом. То, просто, быть джедаем Энакин не желает.
- Поэтому я вспомню науку своей мамы. Я, видите ли, попал в Орден очень поздно, в девять лет, поэтому успел у нее многому научиться, - в глазах читается неприкрытый вызов и ирония. Да, я такой.
Да, я откровенно неправильный. Почти чужой. Но я заслуживаю и заслужил своё место среди джедаев.
Вам же? Чем оно досталось вам? Что вы так просто забываете о гибнущих братьях, об идущей войне, обо всём?
Может быть, Энакин и чужак, но он убежден, что останется джедаем навсегда. И никогда, ни за что не откажется от этого.
[Быть может, ради Падме? Но Падме только поддерживает и говорит, как важно и ценно быть джедаем.
Падме - возможно, но Падме слишком хороша для него; она никогда не потребует.]
Энакин расправил плечи и продолжил, упрямо и прямо. Будто опасаясь, что его сейчас прервут, не поймут и всё будет зря.
Но, возможно, этому человеку нужно такое услышать? Только важнее тут ещё то, что Энакину просто необходимо сказать. - Моя ма... Шми Скайуокер была простой женщиной, рабыней на Татуине, как, собственно, и я. Но несмотря на весь ужас нашего положения, она всегда твердила, что всё получится, если верить в себя. И в тех, кто тебе дорог, иначе ничего не получится у них. Да и беды все в галактике лишь от того, что никто никому не помогает.
Энакин глубоко вздохнул, на секунду запнувшись. Что же такое-то, а? Снова не может удержать язык под контролем, снова сорвался и высказал своё неудовольствие очередным ханжой-джедаем. Остаётся только сказать, спасибо, что не в лоб заявил. О своем особо ценном, никому и даром не нужном мнении.
- Какой бы силы не был человек, если он живой, то ему нужна вера. Иначе он будет сам в себе сомневаться, ошибаться и в итоге, не знаю, ситха левого послушает, как уже доказал на своём примере граф Дуку. А вы говорите, не нужно. Кому, вашему отцу? Племяннику? Вам? Я буду верить в Асоку, даже если она провалится или падёт. Надеюсь, что это взаимно. Верю, что это взаимно.
Что ж. Слово - не истербитель, вылетит, не поймаешь. Энакин с одной стороны очень сильно, крайне жалел, что открылся. Но с другой стороны, он считал себя правым. И не собирался отступать, смотря прямо на собеседника и очень упрямо.
- Иначе в чем тогда смысл наставничества? Или семьи? Так просто всё бросить, лишь потому что не понимаете друг друга? Или по иронии судьбы придерживаетесь разных убеждений?

Отредактировано Anakin Skywalker (31-01-2020 19:24:40)

- Я сказал не так, - тихо, но упорно выдал Энакин, тяжело, пристально смотря на этого человека. На кончиках пальцев скапливалась Сила, как перед боем. Просто невозможно было не чувствовать обман. Не слышать его. И не раздражаться, когда Энакин вроде бы говорит одно, а понимают его совершенно иначе.
Как, пууду сотни лот-котов, снова на «родном» Совете оказался. Когда вроде справился, а господа магистры во главе с дурацким мастером Винду укоряют и ужасают. Что не по правилам. Не по-джедайски. А банально по-армейски.
И тут еще. Отшельник.
Сбежавший от войны. Вот Энакин сам воевать не любит, но не бежит же? Сражается, за то, что правильно? И Падме сражается, и Оби-Ван, и Асока, и Рекс, и его ребята. И даже ситхов Мейс Винду сражается, а не стоит в сторонке. Что, крифф, за равнодушие такое?!
И отказ от своей ответственности? – Вы можете забыть о войне. И тем вы счастливый, по факту. Вы позволили себе сбежать, отвернуться, сдаться. По всей галактике умирают миллионы и миллиарды, и да, чтобы не говорили, но клоны – это люди. Чаще всего хорошие люди, со своей собственной личностью, которые не хотят умирать. Но борются, против КНС, за систему. Которая позволяет жить в мире. А как говорит Пад... сенатор Амидала, худой мир всегда лучше войны. Всегда.

Энакин сердится. Энакину всё это не нравится.

Энакин старается сосредоточиться на счете и вспоминает устройство космического крейсера в деталях. Потому что медитативный счет в голове уже не помогает, а терять состояние транса не хочется. По крайней мере, пока не узнал точное имя и местоположение, чтобы прийти и лично дать сомневающемуся морафологу по шеям.

Не может он забыть о войне. Так что же ничего не делает, чтобы её предотвратить? Чтобы от неё уйти? Чтобы она, чтобы его сарлакк пожрал, закончилась?

Этот разговор ужасен. И хочется не мирно сидеть. Хочется вскочить, мерять шагами эту неизвестную комнату, говорить, говорить, говорить.

Притащить, в конце концов, мастера, пусть он объясняет, в чем именно этот Люк неправ.

И почему так нельзя.

Энакин старается слушать. Энакин даёт себе слово молчать, а не выдавать первую же реакцию, не протестовать так откровенно. Думать, а потом говорить. Не зря же его столько времени учили быть джедаем? Но Сила, фехтование, даже чужие языки и литература – оно всё оказалось не настолько тяжелым. Как необходимость стоять позади кого-то и молчать.

Молчать.

Энакин не может не слышать, противоречий. Энакину хочется перебить, особенно на словах про Храм – как же сожжен? Что ему будет, Храм жил до, жив сейчас и будет жить после, для миллионов и миллионов джедаев. На Корусанте. Всегда.

Незыблемо, как сама галактика.

И обвинять какого-то юнца, Бена, что он его сжег? В одиночестве? Когда он даже еще не пал? Это не просто глупо. Это совершенно нереально и невозможно.

Энакин открывает рот. И закрывает рот.

Улыбается саркастически, складывает руки на груди, будто защищаясь от всего этого бреда. Смотрит, снисходительно, но сердито; насмешливо и обреченно.

Почему все всегда принимают его за идиота?

- Знаете, Люк. У меня к вам один вопрос – почему вы бросаете своего падавана? Племянника? Своего родного человека? Когда знаете, что он на грани. Когда ему нужна помощь? В семье всегда есть... – Энакин резко замолкает. До него внезапно доходят точные формулировки.
А не просто ныл о своей несчастной семье, где всё так плохо. – Какого?!

Какого дракклого ранокора в задницу сарлакка? крайне лаконично и на хаттезе думает Энакин.

Имперские штурмовики. Сожженный Храм. Отец. Отец, которого у джедаев быть не может. Те, кто дорожит – на пальцах одной руки.

Отшельник не похож на церенеанина, чтобы быть исчезающей расой. Чтобы такие страсти и любые отношения, со склонностью и падениями на темную сторону прощались.

Это все грандиозная чушь.

Обман.

А ты... кажется, теперь я понимаю, в кого я был таким идеалистом в молодости.

Энакин уже не удивляется. И не сомневается, что имеют ввиду его. Но. Чтобы все лот-волк слизал своим громадным языком. Чего еще ожидать?

Честности? Когда Люк путается в своих же показаниях?

Зачем это ему? Зачем это вообще всё ему?

Энакин смотрит бесконечно устало, но спокойно. Он знает, что делал правильно. Что пытался.
Что в итоге поступил правильно.

Энакин не знает. Знать не знает, но такой же взгляд будет у Дарта Вейдера перед самой смретью. Уставшего человека, который просто успокоился. И больше ничего не нужно. Все уже есть.

Слишком похожий.

Энакину действительно больше ничего не нужно. Не в этом разговоре, в нелепой постановке, куда какой-то злой гений утянул его разум.

Он просто понимает, что нужно это сделать. Не затем, чтобы выбраться и подыграть. Но как здесь он слышит фальшь, так понимает, что вначале разговора он был искренним. Когда говорил про своего падавана.

А племянник или нет, какая разница? Может, этот и вовсе из какой-то секты. И они там все «семья». А все остальные – злобная империя восставших ситхов.

- Не знаю, что вы делали раньше. Но сейчас, когда ваш ученик на грани. Вы отказались от него. Уже.

Пусть Энакин будет идиотом. Ему не жалко.

- И не знаю, кто вы, что делали или вообще что угодно. По вашим словам я вижу одно – вы уже сдались.

Энакин устало трет переносицу. И смотрит всё также, безнадежно, тихо, спокойно. Как будто он уже не здесь, как будто ничего не осталось. Внутри – звенящая пустота. И нет, он помнит, что есть мастер, есть Асока, но они где-то далеко. Будто есть только здесь и сейчас, он сам, покалеченный войной, пытающийся бессмысленно верить в лучшее и, признаться честно, иногда уже не верящий, что увидит окончание войны. Победу над мятежниками, гадким ядом расползающимся по галактике и плюющим в Республику во главе с добрейшим канцлером Палпатином. Даром бы что хорошее делали, так ведь нет. Одна война, разорения, хаос. Кошмар и боль.
Лучше бы освободили Татуин или помогали бы людям. Хоть что-то, за что их можно уважать. А не эти бессмысленные лозунги о том, чего нет и чего быть не может. Политика — слишком грязное дело, но можно хоть иногда просто вспоминать о людях?

Энакин не лукавит. Он выучил за годы войны, что мир — лучше. Какой бы и каким бы ни был, но это мир, где можно быть уверенным хотя бы в правилах. А не только бояться, что завтра тебя отправят взрывать очередной завод, на котором собирают дройдов рабы и дети. И даже рабство — в прошлом, довоенном, мире хотя бы можно было знать, как получить свободу. И никто не мог увести целое население всей Шили в рабство. Пусть и ненадолго. Но так неотвратимо.

Энакин помнит ужас в глазах Асоки и смирение мастера. Помнит, как с трудом сдерживал ярость, но сейчас он смотрит на этого непонятного сектанта и думает, что его война либо закончилась слишком давно, либо никогда не была настоящей, открытой и глаза в глаза. Когда ты знаешь, что туда нельзя, когда ты понимаешь, почему действуют другие и, да, возможно даже проклятое КНС правы в своей борьбе за независимость! Вот только сколько жизней эта борьба унесла? И сколько унесет еще? Просто потому, что кому-то не нравится делать то, что им говорят.

Жить Энакин любил невероятно. И потому, наверное, выкарабкивался из каждого боя и из каждой западни, но сейчас он откровенно не понимал мужчину, сидящего напротив него. Он не выглядел особенно старше мастера, скорее ровесником, но такое ощущение, что это просто обиженный и обозленный и очень одинокий старик. Наверное, именно потому Энакин и отвечает, мысленно клянясь, что никогда не станет таким же. Хотя, возможно, оттуда еще есть выход?

— Какой Вы простой, Люк, — в усталом голосе мелькает ироничная насмешка над собеседником и над самим собой. Когда-то Энакин тоже был таким категоричным. В девять, кажется, лет, и совершенно точно был подобным болваном в девятнадцать. — Джедаи тоже люди. Живые, совершенно, и сдаются, и ошибаются. Помните пример мастера-джедая Понг Крелла? Хотя, откуда вам…

Энакин не верит, что перед ним джедай. Но сектант, вообразивший себя воином света? О, да, это куда больше походит на правду. И отлично показывает, почему непонятный Люк общается так. Особенно, если верит в сказки об Избранном, предназначении и судьбе.

А он верит. Явно.

— Оставался джедаем до конца, даже когда решил сдаться врагу и убивал подчиненных солдат. А граф Дуку? Послушать нашего главу Ордена, магистра Винду, так тот просто запутавшийся в своих идеалах, но джедай. Когда-то участвовавший в Высшем Совете, если Вам это о чем-то говорит. Нет, Люк. Никогда и ничего не бывает так просто.

Поступать правильно в целом очень тяжело. Не убивать, прощать и поступать, как нужно и достойно, что принесет больше мира, а не покой душе. Когда в конце концов можно будет сказать, что пытался и сделал всё возможное. А не бесконечно сожалеть, что отвернулся, не посмел, не справился.

Примера с матерью Энакину на всю жизнь хватит.

— Не упрощайте до простого. Если не бессмысленная болтовня, то сразу меч к горлу, спарринг, победить ученика на татами тренировочного зала, так? Доказать, что правы — силой? — Энакин улыбается. Он так множество раз пробовал доказать мастеру, и лишь обижался в ответ, когда всё ещё оставался лишь глупым ребенком, падаваном. Теперь он сам наставник и понимает, что всё не бывает так просто. Ничего и никогда не бывает просто в целом. — Связь мастера и падавана глубже. Совместные медитации, конечно, больше всегда раздражают, но найдите себе общее дело? Что-то, что позволит не Вам повлиять на него. А ему узнать Вас. И осознать, что вы его не предадите, даже если все отвернуться.

Потому что даже джедаи бывают злыми и жестокими. Потому что нет, на самом деле, ничего более дурного, чем стоять одному против всех. И это единственное, в чем Энакин уверен, как наставник.

Он будет стоять с Асокой до конца. Потому что его девочка не должна быть одинока.

Никогда.