Всё же малодушный идиот в его душе живет, и, чтобы сгорел весь мир напрочь, никакие усилия не могут выкорчевать привычки и эмоции Энакина Скайуокера из него. Сила, столько лет, а всё никак не может перерасти. Повзрослеть в достаточной мере, чтобы прекратить стенать над осколками любимой чашки, просто выкинув её в утилизатор. И то, что перестал пытаться склеить разбитое – уже как-то совсем не утешает.
Он снова заигрался, подпустил слишком близко, начал сомневаться. Вспоминать даже не то, во что верил, но, как и к чему была эта вера. Зачем всё это? Прошлого не вернуть, и не нужно, на самом деле.
Только почему-то не получается отказаться и жить дальше, а прошлое смотрит глаза в глаза, так близко, что и не спрятаться. Честным, требовательным взглядом, отказываясь смиряться с несовершенством этого мира и выбором между плохим и абсолютно ужасным.
На Энакина требовательно смотрит его ученица. А Вейдер не может отвести взгляд, притворяясь, что всё неважно, ничего нет, а сомнения ему неведомы.
Линзы шлема делают даже яркие голубые глаза Асоки красными, а её пальцы, кажется, вцепляются в голову, а не в пластик и дюрастилл. Голова взрывается болью потухших воспоминаний, а эмоции, отгоревшие, отболевшие, полузабытые, топят. Что это, месть? За всё сразу. И её мало, её всегда будет мало, ничего же не измениться.
Непонятно, чего хотела добиться Асока Тано, бывший падаван Ордена джедаев, бывших коммандер Республики, бывший повстанец и вечный враг Империи. Он смотрит на неё и не понимает, потому что собственные слова и отчаяние снова приходят, снова не дают сомкнуть слезящиеся глаза. Но это бред, Дарт Вейдер давно разучился плакать, и глаза бесполезно болят.
Энакин думает, что Асоке идут алые глаза куда больше голубых и даже жёлтых. Только это ужасная красота, неправильная. Слишком притягательная, чтобы быть правдой.
Ему хочется выть.
Но Вейдер улыбается, тускло, тихо, даже не пытаясь спрятать своих метаний. Он помнит, как не хотел ничего из этого, лишь уйти, и как отказался. Просто потому, что Падме уже сказала, что он не может покинуть Орден, ведь «королева не позволит остаться мне сенатором». Это всё бесполезно, и служение государству будет вечным, пока всё не прекратится. А это – эта война, всё это, не прекратиться никогда. Пока не придут изменения. И не будет человека, что сможет изменить удержать. Ему кажется, всё было так.
Но даже четкие эмоции, эхом слова и яркая картинка не могут заставить разобраться и вспомнить, каковой была логика в момент крайнего смятения. Кажется, он просто выбирал себе хозяина, нового. Который может дать чуть больше свободы.
И то, что один светлым, а другой темным, ничего не меняло.
Вейдер выбрал.
— Это был мой выбор, — и вот теперь в его спокойном голосе нет равнодушия, только растерянность и упрямое убеждение. — Мой, Асока. Никто более не несёт за него ответственности.
Падме тихо дышала, оседая на летную площадку Мустафара. Дышала, и Вейдеру больно, тоскливо, спокойно — тогда тоже никто и ничего изменить уже не мог. Он любуется своей женой из ставших такими яркими воспоминаний. И лишь раздраженно дёргает внутри недовольство, потому что и тогда послушался другого. Кеноби потребовал — и Вейдер отпустил Падме.
Асока рядом. Асока спокойная, но Вейдер смотрит в её глаза и видит другие больные. Кеноби, который был готов его убить. И какая-то часть него вечно жалеет, что слабак-джедай не довёл дело до логичного исхода.
Эта странная мятежница даже не попыталась его убить. Зря.
Он ведь учил её, что нужно быть настоящей, а не лицемерной подделкой из Совета Ордена джедаев. И понять, почему именно так, уже не может.
У тогрут же всегда есть когти?
Странно только то, что именно это заставляет его говорить дальше, когда Сила дрожит и съеживается вокруг от тихой, укладывающейся вокруг волнами боли. Пополам с растерянностью и какой-то пронзительной нежностью к прошлому.
Раздражение, ярость и ненависть ещё займут своё место, но сейчас можно позволить себе иное. Главное, не натворить ничего непоправимого во время грёбанной минуты слабости. Ситхи делают, что хотят. Дарт Вейдер ситх.
И отказывать себе в слабостях не хочет. Хотя бы сейчас.
— Выбрал себе хозяина, как и полагается рабу. Родился таким, вырос и умру им тоже. Но мне наплевать. Империя — смысл моей жизни уже почти двадцать лет. Плевать, кто и что говорит, я верю в своё государство, — и это самая честная оценка. Вейдеру плевать на Повелителя, бывшего когда-то другом, на бывшего мастера, на Асоку и себя. Империя, займи место цепного пса кто-нибудь ещё, могла стать ему свободой. Или если бы Падме не поверила лживому джедаю, а смогла выслушать, они бы стали свободными. И пусть сейчас на шее рабский ошейник, жалеть не о чем. По крайней мере, так у них хотя бы был шанс. И у него самого он был. Шанс на свободу.
В Силе слишком много тьмы, смирения и лишь слабые отблески света.
Вейдер давно научился смотреть через Силу, не замечая её переливов, поэтому ему всё равно. Он лишь стирает, неловко, но аккуратно, слёзы с лица той, кто для него навсегда юная девочка.
Но им всем уже давно пора повзрослеть, разбив все свои представления о прошлом.
— Не могла, — он отвечает на её слова прямо только сейчас. Спокойно, тихо и с принятием. Её — такой, какая Асока Тано есть. Везде чересчур, светлой, убежденной, мудрой или яростной. Верящей.
И принимает себя, покалеченного, с дурным и слабым прошлым, живущего лишь служением своей Империи, местью и долгом. Ненависть отступает неслышно, давая смотреть на бессмысленный разговор со стороны. И на себя, и на падавана, не Энакина Скайуокера, а его. — Никто не мог, Асока, мой выбор. Возможно, он мог быть иным, но в тот момент уже в любом случае было поздно. Не мучай себя, мятежница, всё проходит. И это тоже пройдёт.
Любые привязанности рано или поздно, но гаснут. Или становятся слишком жестокими, чтобы всё продолжалось, как оно есть. Всё закончится смертью, Вейдер знает. И понимает, что скорее всего умрёт эта светлая и верная. Она ведь даже не попыталась его убить.
Ему почему-то жаль её, настолько, что не дать шанса он не может.
Пусть сама решает, быть героем или свободной. Честной или сильной.
Вейдер тянется к инфопорталу, вспоминает, где и ищет. Ненужная ерунда, из его подземелий живыми не выходят, но одноразовый пропуск у него есть, возможность снять все кандалы. Создать в устройстве мгновенный механизм самоуничтожения не составляет труда. И заблокировать, чтобы сработало при попытке открыть настройки. У него мало хобби, но техника, полеты и пытки джедаев до смерти определенно в их числе.
— На четвертом подземном уровне джедай. Немного ранен, но я еще не трогал, только захватил. Забавный такой, впрочем… ты хочешь уйти? Уходи, этот ключ снимет кандалы, только один раз. Но можешь снять со зверушки, отпустить, оставшись со мной сама. Не стану преследовать и убивать, клянусь, — Вейдер на мгновение замолчал и после честно добавил. — Если не попадетесь мне снова. Решай. Вечером в любом случае приду в пыточную.
Вейдер встал, посмотрел на Асоку, понял, что ему действительно интересно, а что она выберет? Насколько честны её принципы? И тверды. Но, что ж. Вероятно, он видит её в последний раз.
Разумный человек всегда выберет себя.
— Если захочешь поговорить, знаешь, где меня искать, — зачем-то добавляет, усмехаясь своему очередному «хочу». Ведь Асока будет знать вне зависимости от того, уйдет или останется.
Из кабинета Вейдер выходит веселясь. И почему-то с облегчением.
[nick]Darth Vader[/nick][sign]I won't care about agony
It's just the same with misery

This is the end![/sign][status]Let it burn and make things restart[/status][icon]https://i.imgur.com/kcXALkE.gif[/icon]