НАШИ ДНИ
What can I do?
Will I be getting through?
Now that I must try
To leave it all behind
(c) Helloween - Forever and one

[indent]Что отличает бессмертное божество от человека? Многое. Бессмертие, сила, могущество, почти стопроцентная вседозволенность. Греческому божеству ничего не страшно. Особенно из того что так пугает простых смертных. Ни смерть, ни опасность. Но есть все же одна вещь, одна тонкая, но неимоверно прочная материя, которая опасна как для человека, так и для божества. И эта материя дарована одним божеством всем: и богам и людям. Харон всегда надеялся, что его эта участь минует. Но нет. Чертова Афродита...

- Зевса ради, Харон! Перестань смотреть на меня таким взглядом, - богиня фыркает. Рыжей дочери Зевса неуютно под льдистым взглядом перевозчика. Харон же лишь патетично закуривает сигарету, и затягивается, не отрывая взгляда от Афродиты. Его лицо не выражает эмоций, но глаза горят холодным голубым пламенем.  Кто знает, что у него на уме сейчас.
- Чего ты хочешь, Харон? Нет, я не верну ее. Потому что если сделаю это, от меня отвернется Персефона, - оба: и Афродита, и Харон отводят глаза в дальний угол просторной залы, безошибочно находя в толпе Персефону стоящую подле супруга, - Да и думаю, что ты сам не хочешь причинять ей боль.
- Я не прошу этого. Мне это не нужно. Уже нет, - Харон с крайне спокойным лицом медленно выдыхает табачный дым. Афродита морщится.
- Когда ты перестанешь курить ЭТО? Хотя бы ЗДЕСЬ!?- плавный жест рукой, обводящий залу Олимпийского дворца. Но Харон не реагирует и молчит, - Так чего ты хочешь? - Афродита все же заметно нервничает. Связываться  Хароном - не лучшая затея.
- Что бы ты лишила меня своего проклятого дара, - тихо произносит Харон, глядя богине в глаза, которую прошибает возмущение при словах "проклятый дар", - и больше никогда, никогда не смела, приближаться с ним ко мне.
- Ты безумен! - Афрдита задыхается в своем возмущении. Еще бы. Какой-то лодочник смеет ей указывать.
-Пусть так. Но и безумец может рассказать паре божеств с чего, а точнее кого все началось. Подумай хорошенько, - и резко развернувшись, Харон оставляет Афродиту наедине со своими мыслями.

Did you see
What you have done to me
So hard to justify
Slowly is passing by
(c) Helloween - Forever and one

[indent]Лодочнику опротивели эти воспоминания, давящие на него словно небо на плечи атланта. От них не спрятаться, не укрыться в дальнем углу Элизиума, не нырнуть на самое дно Стикса или Леты. Они, настигнут всюду. И терпеть это... у Харона просто не было сил.

ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ

[indent]Сколько прошло времени с тех пор как Персефона появилась в царстве Гадеса? Сложно сказать. И не много, и не мало. Сколько всего с собой принесло появление Весны в их краях. Летающие вазы, прицельно брошенные хрупкой женской рукой, от которых если не увернулся, то ты пропал.
Харон усмехается, припоминая их первую встречу с Персефоной у берега Стикса. И тот полу-философский разговор. Лодочник так и не мог бы сказать наверняка: его ли это "рук" дело, однако дочь Диметры все же поужинала с Гадесом, да и вазы перестали летать.
- Чему ты усмехаешься? - с любопытством интересуется, Митна лежащая у него на груди, обернутая в его объятия.
- Припоминаю наш с Персефоной один разговор.
- Персефона..., - цедит девушка, едва ли не сплевывая каждую букву, как капли с ядом с языка и губ, - теперь все крутится вокруг нее?
Брови Харона удивленно ползут вверх. - Нет.
- Тогда почему ты думаешь о ней, когда рядом я?
- Я думаю не о ней, - Лодочник крепче прижимает к себе Минту, - Я думаю о том, что судя по всему, Гадес обрел свое счастье. И я рад за него.
В ответ девушка лишь презрительно хмыкает и замолкает. Но спустя какое-то время она подает голос,
- Рано. Гадес еще не знает о ней ничего. Особенно того что знаю я.

НАШИ ДНИ

- Персефона, нам пора, - отделившись от толпы праздных Олимпийцев Харон протягивает руку совей госпоже, желая сопроводить до коляски Аида. -Твой муж ждет. И... ты сама знаешь он не любит ожиданий и всех этих тусовок. Поспеши.
Харон не смотрит ей в глаза, пряча лицо за длинными, едва поседевшими прядями.

НАШИ ДНИ
I’m a man
Trying to understand
The reason I’m lost in this world
(c) Scorpions - Love is war

[indent] Ему не хочется говорить. Не хочется даже просто открывать рот, ворочать языком. Хочется просто скрыться во тьме, ото всех глаз, любопытствующих вопросов, от всего света. Подальше. Ото всех. В одиночество. В это болото из одиночества, самобичевания, непрекращающихся раздумий. Кстати, странно. Однако же это довольно уютное болотце. Даже, так сказать в температурном режиме. Правда с годами там все больше и больше ощущается смрад гнили, а болотце отдает неприятным, хоть пока и терпимым, холодком.
Tonight
I was blind
I just couldn’t see the signs
Caught in your web of lies
(c) Scorpions - Love is war

[indent] Сколько раз он прокручивал все это в голове? Раз за разом на протяжении сотен, тысяч лет. Сколько раз сдерживался, что  бы не завыть от бессилия, гнева, боли. Как усердно маскировал это все. А с другой стороны - что за размазня?! Ведь он же беспристрастный лодочник подземного царства! Негоже такие нюни распускать. Странно, но эта самая мысль и не давала ему распуститься до конца. Бодрячком, Харон, бодрячком.
[indent] Снова и снова он возвращался к своим воспоминаниям. Но в этот раз он обязан был покончить с ними раз и навсегда.
ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
- О чем ты говоришь? - Харон нахмурился, опуская взгляд на девушку, которую держал в своих объятиях.
- Узнаешь, милый, скоро узнаешь, - Минта улыбнулась, и невесомо щелкнула его по носу.
- Минта, это не ответ. Объясни.
Но... та в ответ лишь легко рассмеялась. И сколько бы лодочник не бился, так и не смог выудить из своей возлюбленной хоть намек.
Не нравится мне это. И я даже не знаю что больше: что Минта так об этом говорит, или то, что в этом замешана Персефона... Особенно с учетом того, что у Персефоны и Гадеса все только началось налаживаться.
Харон раздраженно выдохнул. Этого ему еще не хватало. А значит придется разбираться самому.
[indent] Ох, и зря он в это влез.
[indent] Когда лодочник запланировал поиграть в шпиона, он и подумать не мог о том, что все то что он узнает в ходе своих шпионских игр выйдет ему таким боком. Во-первых, Харон узнал, что про Персефону ходят нелицеприятные слухи. Даже очень нелицеприятные. Во-вторых, он узнал, что их распускает Минта. Его Минта. Его нежная и милая Минта. В это он поверить не мог. Да и не хотел. Потому что это все казалось каким-то бредом. Страшным сном. Но, факты вещь упрямая. Против них не попрешь. И Харону ничего не оставалось, кроме как поговорить с Минтой прямо.
-Минта, зачем?
- Ну и поделом, - беспечно отозвалась девушка, не отрываясь от прихорашивании перед зеркалом, -Поделом ей, выскочке.
- Минта, она твоя госпожа! Ты не можешь так говорить о ней, -Хмуро напомнил лодочник.
- Плевать! Плевать на нее. После того, как она перешла мне дорогу, я еще и не то могу!
Брови Харона поползли вверх. Кажется, пора было начинать молиться всем богам и богиням, что бы это не вылилось в массовый скандал. А скандал с Олимпийцами - занятие малоприятное.
- Минта! Одумайся!  О чем ты вообще? Персефона всегда была к тебе добра! О какой дороге, Зевс тебя подери, ты говоришь?