Вселенная огромна настолько, что человеческому мозгу, мощнейшему устройству, способному решать самые сложные задачи, трудно даже вообразить её масштаб. Чего уж говорить, даже лучшие умы планеты ещё десять лет назад не могли всерьёз предположить, что в космосе, холодном и далеком, найдется место для других форм жизни, превосходящих человека и вместе с тем похожих на него. Джейн, зашедшая в своих исследованиях так далеко, как не заходил ни один земной астрофизик, знала, как огромен мир. Но именно сейчас девушка каждой клеточкой своего тела ощущала, как он сузился до маленькой точки размером с горошину где-то в её голове, порождая безумные, страшные мысли, способные разрушить её окончательно.
Фостер вздрогнула от холода, с тихим вымученным стоном отстраняясь от глянцевой кухонной тумбы в надежде согреться, но вместо этого её охватила новая волна озноба. Лицо щипало от слез, голова гудела, точно туда залили раскаленный чугун, тело всё ещё било в судорогах — отголосках недавней истерики. Как она оказалась здесь — зареванная, никчемная, забившаяся в угол на собственной кухне? Джейн не помнила ничего, кроме разрастающегося, подобно раковой опухоли, чувства отчаяния и ненависти к себе, до тех пор, пока оно не охватило её полностью. Затуманенный взгляд, привкус алкоголя во рту, следы ногтей и укусов на нежной коже понемногу воскрешали в сознании одну навязчивую мысль — навредить себе, наказать любым способом, или, быть может, сделать это, чтобы почувствовать себя живой.
Может ли происходящее быть правдой? Нет, это всё нелепый сон, шутка, видение, которое скоро рассеется, стоит только щелкнуть пальцами. Наваждение, в котором она навсегда потеряла единственного мужчину, которого любила больше жизни, потеряла из-за собственной гордыни и глупости, волею случая справедливо позволив ему быть с достойной себя. Галлюцинация, где она была настолько увлечена своими проблемами, что из-за обиды и недопонимания предпочла забыть о матери, в то время как та сгорала от рака, слишком гордая, чтобы на заре своей жизни пойти на примирение. Как вырваться? Сбежать из мучительных силков? Исчезнуть из этой реальности? Исчезнуть...
Внезапно раздавшийся звонок в дверь привёл ученую в чувства, насколько это вообще было возможно, и она подскочила, залпом допивая стакан виски, оставленный почти полным на столешнице. Сосредоточенная в себе, Джейн успела позабыть, что около часа назад, когда действие алкоголя ещё не было таким сильным, она позвонила коллеге, в слезах умоляя приехать. Черт возьми... Как неудобно.
Замерев у зеркала, девушка в спешке стерла с лица слезы и разводы туши, поправила волосы, одернула рукава легкого трикотажного платья, и, напустив на себя сосредоточенной серьёзности, открыла дверь.
— Джеймс... — судорожно выдохнула она, отступая назад и окидывая мужчину с ног до головы. — Здравствуй, спасибо что... Это цветы? — застыв на секунду в неловком ступоре, Джейн вдруг надрывно, отчаянно рассмеялась, теряя равновесие и оттого впечатываясь в ближайшую стену. Неизвестно, была тому виной бурная смесь алкоголя и транквилизаторов, ударившая в голову или причина крылась в осознании того, как по-идиотски всё выглядело со стороны — звонок среди ночи с просьбой приехать, предназначенный мужчине, с которым они обменивались идеями столько же сколько и любезностями. — Прости. Ты неправильно понял меня. Господи, как глупо... Прости меня, — и, прикрыв рот пальцами, она заплакала, зажмуриваясь, как ребенок, не переставая бормотать. — Прости меня, прости... — а затем притихла, поднимая глаза и с пугающим хладнокровием произнося. — Моя мать умерла. Я не смогла с ней даже попрощаться.

У одиночества множество лиц. Кому-то оно может даже прийтись по вкусу. Это великолепное чувство независимости и самодостаточности, когда ты намеренно отстраняешь себя от людей, зная, что никто не посмеет распять тебя, стоит только слишком широко раскрыть объятия. Совсем другое, когда ты белая ворона в галдящей толпе, неспособной и не имеющей ни малейшего желания разделить твои идеи. Или светлая тоска в мечтательном ожидании второй половинки, в то время как повсюду то там то тут снуют счастливые влюбленные парочки. Куда страшнее, если ты окружен приветливыми улыбками и вниманием, но ощущение пустоты так глубоко засело внутри, что кажется, будто от людей тебя изолирует бездушная пластиковая обертка. Или... В жизни нет человека, который просто был бы рядом.
Джейн распахнула глаза, замирая, прислушиваясь к себе. Её зрачки расширились, а с губ сорвался судорожный вздох. Озноб и мурашки, прокатившиеся от лопаток к копчику, в мгновение сменились пульсирующим жаром, обволакивающим кожу. Объятия. Когда в последний раз она чувствовала нечто подобное? Девушка не могла припомнить. И всё же, чем дольше крепкие руки удерживали её, тем яснее и глубже Фостер ощущала покой, надежность, защищенность, которые словно никогда не покидали её, но примешивалось к ним и чувство иного характера.
Джеймс был прекрасным мужчиной во всех отношениях. Говорят, за таких выходят замуж. Помимо внешней красоты и стати, что уже не маловажно, ирландский ученый обладал прекрасным чувством юмора, был галантен, внимателен и учтив, и, что особенно отмечала девушка, обладал незаурядным умом и воображением. Несмотря на довольно нелепое знакомство, они быстро нашли общий язык. Порой Джейн казалось, что он единственный во всем мире действительно понимает смысл и важность того, что она задумала, и это, разумеется, не могло оставить её равнодушной. Совершенно глупо отрицать, что Джеймс нравился ей, очень нравился. Это было видно невооруженным глазом по улыбкам, которые девушка дарила ему, или по беззаботным дурачествам во время попытки передать друг другу маркер в лаборатории. Фостер предполагала, что тоже нравится ему, но теперь, когда её предположения переросли в уверенность, когда он стоял в её квартире с цветами и вином, примчавшийся по первому зову, девушка испытывала... Горечь? Потому как сколь удивительным и славным ни был Джеймс, её мысли вновь и вновь спотыкались о другое имя.
— Спасибо тебе, — прошептала она, всхлипывая и цепляясь пальчиками свободной руки за ткань его куртки. — Мне не стоило звонить тебе так поздно. Это ужасно неловко... Я просто немного не в себе, — пробормотала девушка, вспоминая о том, что во второй руке по-прежнему находится букет. — Нужно поставить в воду, — констатировала Джейн, скользящим движением перенося ладонь с его спины на грудь и легонько поглаживая, как бы давая понять, что хочет отстраниться. — Не желаешь что-нибудь выпить? — развернувшись, бросила она через плечо, направляясь в сторону кухни, но не успела сделать и шага, как пошатнулась, едва не падая. Единственное, что уберегло её от встречи с полом — рука, всё ещё остававшаяся на его груди и ухватившаяся за край одежды. — Оу... — только и смогла выдать Фостер, виновато усмехнувшись и, наконец выпустив ткань, пошла за вазой.
Новая квартира Джейн была гораздо больше и просторнее предыдущей, а из-за того, что хозяйка большую часть времени проводила в лаборатории и командировках, выглядела слегка необжитой, словно из рекламного ролика про счастливую жизнь, если не брать во внимание большую недопитую бутылку бурбона на барной стойке.
— Мы и до этого с ней не очень ладили, — буднично начала девушка, поставив цветы на стол и машинально разливая виски в стаканы, уже не помня, что ответил мужчина на её предложение. -  Она хотела, чтобы я пошла в юриспруденцию, а я была одержима космосом лет с четырех. Я слушать её не желала, особенно после смерти отца... — тяжело вздохнув, она пододвинула к гостю стакан, делая пару глотков из своего. Джейн пыталась убедить себя в том, что если она будет говорить об этом так — спокойно, почти равнодушно, это поможет ей избежать боли, но слезы вновь предательски выступили на глазах. — А в последние четыре года мы совсем не общались после той ужасной ссоры. Наверное, она просто волновалась за меня... Или как обычно думала, что я умалишенная, которая не умеет жить, как нормальные люди и опять ввязывается в какую-то авантюру, — она хмыкнула, кусая губы. — Но мне было плевать — я была так счастлива тогда. Так беззаботна и счастлива... — задумчиво уставившись в панорамное окно, ученая напряженно улыбнулась, позволяя ностальгии унести себя в то время, когда она была такой влюбленной и смелой, готовой противостоять всему миру. Что осталось от неё теперь?

Мягкая и тягучая, словно карамель, податливая и пластичная, точно пластилин. Незаметно для неё самой, девушка медленно перетекала из истерического состояния, когда все её мускулы были напряжены, и достаточно было мелкого незначительного раздражителя, чтобы привести к катастрофическим последствиям, в состояния легкого транса и умиротворения.  На то имелось несколько причин. Первая — эмоциональное выгорание. Когда слишком долго терзаешь себя душевными муками, рано или поздно ощущаешь, как боль притупляется, давая тебе передышку, те жалкие мгновения, чтобы оставить шанс не сойти с ума, не сорваться в пропасть. Вторая причина заключалась в том, что рядом был тот, кому было не всё равно, и оттого Джейн не чувствовала себя такой одинокой. А третья... О, третья причина достойна отдельных разговоров.
Доктора не просто так запрещают мешать курс антидепрессантов с употреблением алкоголя. В некоторых случаях подобная смесь способна вызвать лишь легкую сонливость, в других — удушье, несвертываемость крови и даже остановку сердца. Конечно, Фостер не пыталась убить себя, но, осознавая вероятность неблагополучного исхода, была полна той безумной решимости, которая нужна, чтобы пустить всё на самотёк. Однако, вещества в крови девушки смешались не так, как она предполагала, и, надо признать, это вышло наилучшим образом. Страшно подумать, что было бы, если бы Джеймс, сорвавшийся сюда после её звонка, застал бы Джейн в... ином виде. А так ему всего лишь пришлось наблюдать слезы и причудливую координацию своего научного руководителя.
Она никогда не была оторвой в привычном понимании слова, скорее чудачкой, пребывающей в своих мирах. Испытывать на себе действие психотропных веществ было в новинку для этой тихони, и потому она не вполне владела собой. Происходящее напоминало ученой отражение действительности в бензиновой луже — невнятное, расплывчатое, насыщенное непривычными красками, а сама Джейн ощущала наряду с расслабленностью легкую тревожность. Не то остатки былой истерики, не то человеческие инстинкты были устроены так ловко, что "жертва" и впрямь чуяла "хищника"? И всё же, это больше походило на сон, наваждение, видение по ту сторону реальности, ровно до того момента, как губы Джеймса не коснулись её.
Ещё глядя на него снизу вверх, в эти чарующие глаза, девушка понимала, что поцелуя уже не избежать, как бы ей ни хотелось поставить мгновение на паузу, чтобы разобраться в себе, понять, что же она чувствует к своему коллеге. Фостер знала, что рано или поздно это должно было произойти, так обычно бывает, когда люди нравятся друг другу и постепенно сближаются, но только сейчас, ощущая дыхание Джеймса на своём лице, она понимала, что не готова. Вкус предательства удушающим комком подкатывал к горлу, а всё нутро вопило "Остановись! Сорвись! Убеги!", словно это могло хоть что-то изменить спустя столько времени. Тор смог, в отличии от неё, сделать шаг вперед, оставить прошлое позади, забыть и найти ей замену, восхитительную замену с фигурой манекенщицы и волосами русалки. Все мосты сожжены, и она первая бросила спичку. Тогда почему медлит, мысленно держится за него, боясь и вместе с тем надеясь, что ему всё ещё не всё равно? Почему так напугана близостью единственного человека на свете, который кажется достойным её внимания?
В конце концов осознав, что пути назад нет, Джейн подалась вперед, оставляя стакан на столе позади себя, и ответила на поцелуй, порывисто, пылко, напирая неожиданно даже для себя самой, а затем так же стремительно отворачивая голову чуть влево, таким образом соприкасаясь лишь уголками губ, ибо улизнуть из объятий так просто не было возможности.
— Это неправильно... Я не тот человек, что тебе нужен, — горячо и сбивчиво прошептала она, пальчиками впиваясь в плечи мужчины. — Ты славный... Правда. Пойми меня правильно... Дело не в тебе. Дело во мне. Просто... Дай мне немного времени, — выпалила Джейн, неуверенно упираясь ладонями в его грудь в попытке отстраниться, в то время как нутро её пылало от желания вновь прикоснуться к его губам.

Мир полон лжецов. Кому-то едва даётся мелкая бытовая ложь, а иной искусно обведет вас вокруг пальца, затуманит разум, превратив в свою безропотную марионетку. И всё же параноики, привыкшие сходить с ума и искать подвох везде, где только удастся, начисто забыли об одной негласной истине — никто не обманет вас лучше, чем собственный мозг.
Джейн уже не помнила, как давно окружила себя этим коконом из самовнушения. Это нужно было для того, чтобы справиться со всем тем, что навалилось на неё, и со всем тем, что она сама взвалила на себя по самонадеянной глупости. Бывало, даже получалось. Погрузившись в работу, девушка замечала, как отступают тревожность, а болезненные мысли о том, кого она сама избрала оставить, сменялись светлой грустью и верой в то, что, в действительности, это лучший путь. Однако, как бы то ни было, наваждение рассеивалось, а скорлупа давала трещину, пропуская внутрь жгучие слепящие лучи истины.
Джеймс был чертовски прав в своём деликатном замечании. Она безумно, до дрожи, боится сделать шаг вперёд, принять тот факт, что прошлое навсегда утеряно. Теперь, когда рядом с Тором такая девушка, как Сигюн, обладающая тонкостью натуры и изяществом в той же мере, в какой и ослепительной неувядающей красотой, он, несомненно, забудет о своей "земной интрижке", как жестоко окрестила она их отношения в пылу ссоры в тот ужасный день. Стоит ли удерживать себя? Сгорать от ревности и умирать от тоски каждый раз, когда даже самая незначительная на первый взгляд мелочь, гроза за окном, вкус кофе по утрам, ледяной каток в Центральном парке, напоминают о нём. Пусть она не любит Джеймса, и он едва ли сможет заменить ей Тора, но... Может это и не нужно? Может настало время хотя бы попробовать сбросить груз, мешающий жить уже больше года?
Фостер прикрыла глаза, судорожно вздыхая, когда его рука коснулась затылка. Сосредоточиться на чем-либо становилось всё труднее. В расслабленном и почти обессиленном теле зарождалось напряжение, которое она не могла распознать и объяснить. Девушка едва сдержала себя, чтобы не остановить Джеймса, когда тот деликатно отстранился, решив проводить её к дивану. Джейн казалось, что он нужен ей сейчас так сильно, как никто и никогда прежде, и это было почти похоже на влюбленность, но являлось чем-то иным, более первобытным и бессознательным. Невозможность ощущать тепло тела мужчины причиняло чуть ли не физическую боль, но он сел рядом, как истинный джентльмен соблюдая дистанцию, на которую дама сама указала ему пару минут назад.
— Что? — растерянно переспросила ученая, не сразу сообразившая, о чем идёт речь. — Это из-за... Из-за Тора мы поругались, — она сделала паузу, чтобы перевести дух. Было видно, что для того, чтобы произнести это имя, потребовались большие усилия, но как только оно сорвалось с губ Джейн, весь её вид наполнился такой печальной одухотворенностью, которая появляется только тогда, когда касаешься чего-то сокровенного. Потому, чтобы хоть как-то скрыть свои чувства, она небрежно хмыкнула, поморщив нос. Вряд ли Джеймсу будет приятно обнаружить это в ней, если он испытывает, а это очевидно, интерес, как мужчина, или даже нечто большее. — Мама думала, что это может быть опасно из-за него или того, что обычно его окружает. Говорила, что это сделает меня несчастной... — мрачно усмехнувшись, девушка заправила прядь волос за ухо, соскальзывая пальцами по шее на цепочку и принимаясь ненавязчиво теребить подвеску. — Конечно, я была с ней не согласна. Мы поругались и не общались с тех пор. Даже после того, как... После того, как отношения прекратились. Я повела себя глупо, но этого уже не исправить. Она умерла, думая, что её единственная дочь ненавидит её, — Фостер провела свободной ладонью по лицу, задерживая касание у губ, которые всё ещё были слегка припухшими не то от слёз, не то от недавнего поцелуя, а затем, слегка прикусив нижнюю губу, переместила руки на колени. То, с каким напряжением Джейн всё это время сжимала бедра, стало заметным для неё только сейчас, когда она попыталась сменить положение, вытянув ногу так, чтобы слегка задевать икру мужчины. Что за странное наваждение? Если она поцелует его снова, он подумает, что она непоследовательная дамочка, которая не знает, чего хочет. А знает ли она в действительности? И готова ли отвечать за последствия, к которым это приведёт?
— Мне нужно выпить, — подскочив, девушка метнулась к столу, на котором оставила недопитый виски, и медленными, но большими глотками осушила стакан, бросая взволнованный взгляд на Джеймса. — Я... Я тебе нравлюсь? Что ты чувствуешь ко мне? — широко распахнув глаза, она замерла, впиваясь пальцами в стеклянную столешницу позади себя. — Я имею в виду, что... Если ты хочешь... Это не тот случай. Я... Я не хочу интрижек на работе. Я вообще не хочу интрижек, Джеймс. — сбивчиво и эмоционально завершив свою мысль, Джейн опустила взгляд, тяжело дыша.

Редкая девочка в самом нежном своём возрасте не мечтала о принце. Несомненно, он должен быть красив, умен, благороден и готов на всё ради любви с того самого момента, как увидел свою принцессу. Однако, принцессы вырастают, а их мечты о прекрасной неземной любви рушатся о реалии современной жизни и скорбное осознание того, что идеалов не существует. Девочки, которые ещё вчера во весь голос подпевали диснеевским мультфильмам, бездарно тратят свою жизнь на хамоватых придурков, невыносимых зануд или самовлюбленных эгоистов. Готовые на всё что угодно, они идут порой на унизительные уступки, чтобы избежать внушающего ужас одиночества. Джейн не была такой. Раньше. Отношения мало интересовали девушку, и воспринимались скорее как данность, социальная необходимость, чтобы не выглядеть совсем уж чокнутой. Нерадивые ухажеры отправлялись куда подальше, стоило ей уличить их в несоответствии светлым идеалам, а сердце оставалось легким и свободным. С появлением Тора всё разом переменилось. Да, он совсем не был похож на вылизанных принцев, но при всех своих достоинствах был для Джейн идеальным во всех отношениях, не считая одного - его слишком часто не было рядом.
Напряженно поглаживая холодное стекло столешницы, ученая рассеянно смотрела на Джеймса. На то, как нежно он смотрит на неё, как плавно двигается, как безупречен его костюм и укладка, как органичен мужчина на фоне дизайнерского интерьера, и на то, как приглушенный свет, доносящийся с кухни, обволакивает его силуэт. Джейн с изумлением открыла в нём новые черты, которые прежде ускользали от её взгляда - коллега поразительно напоминал ей человека, воспоминания о котором отдавались терпкой болью, - её отца. И всё же, как бы ни пыталась найти отклик в своем сердце, девушка не находила в себе того, что, как ей казалось, люди называют любовью. Никогда не понимаешь, что это, принимаешь за неё влечение или страсть, пока однажды любовь не настигнет тебя, и тогда, знай, все прежние привязанности, и те, что придут после неё, обернутся блеклыми и пустыми. Но, быть может, любовь не нужна? Кто придумал, что для счастья нет иных путей? Вполне вероятно, что в мире полно людей, которые прекрасно ладят и без глубоких чувств, и ещё больше тех, кто даже не догадываются о своем заблуждении. В конце концов, что-то приходит со временем. Так может быть и ей стоит дать Джеймсу шанс? Ведь он всегда будет рядом, не станет то и дело рисковать жизнью ради спасения мира, и, если повезёт, будет стареть вместе с ней. Бессмысленные доводы... Однако, что-то в этом сдержанном ирландце влекло Джейн с такой неистовой силой, что она, привыкшая всему давать объяснение, с трудом могла разобраться в собственных чувствах.
- Что? - растерянно, едва слышно переспросила девушка, сперва подумав, что ей послышалось. Несмотря на свой застающий врасплох вопрос, Фостер меньше всего ожидала услышать признание в любви, бескомпромиссное и отсекающее любые другие истолкования. Что обычно говорят мужчины в подобных ситуациях? "Ты дорога мне", "я хочу проводить с тобой всё своё время" или "постоянно думаю о тебе". Что угодно, чтобы скрыть свою уязвимость, одновременно с этим обозначив чувства и намерения. Но слова Джеймса не оставляли ей ни путей к отступлению ни шансов увильнуть, какое-то время сохраняющих недосказанность и возможность всё обдумать. Оставалось только два пути - принять или же отвергнуть. А потому первым делом Джейн вновь захотелось сбежать из собственной квартиры, потому что она понятия не имела, что ответить. Девушка не могла ответить ему взаимностью, а давать любовные клятвы, когда сердце твоё глухо, претило её честной натуре. Вместе с тем, выпроваживать мужчину за дверь не входило в планы Фостер, а уместные, деликатные слова никак не лезли в голову. Возможно, их вообще не существовало.
- Джеймс, я... - робко произнесла она, делая пару неуверенных шагов навстречу, а затем, видя в том единственное спасение, в мгновение преодолев расстояние между ними, кинулась в его объятия, целуя порывисто и жарко. Наконец дав себе волю, позволяя напряжению вырваться наружу, Джейн прижималась к нему всем телом, вдруг ощутив, как невыносимо хочется нарушить границы ещё больше, и, растрепав идеальный лощеный образ, забраться под его рубашку, чтобы кончиками пальцев касаться обнаженной кожи.

"Ты слишком много думаешь." - эту фразу бросали ей, как упрек, как насмешку, как провокацию, и Джейн понемногу привыкла к этому, отвечая лишь снисходительной улыбкой. Пусть за такое записывают в зануды и моралистки, опрометчивые поступки с целью мгновенного примитивного удовольствия были для неё своего рода табу, несмотря на то, что девушка не бралась осуждать тех, кто находил в этом своего рода стиль жизни. Глядя на Фостер, трудно было представить, как ей вообще удаётся водить близкую дружбу с такой безбашенной девицей, как Дарси Льюис. И всё же, в этом была вся она - сдержанная, осторожная, полная предрассудков и комплексов, особенно если дело касалось мужчин.
Джейн приоткрыла глаза, наблюдая, как за краем его красивого лица, которое было так близко, будто бы вращается комната, такая обволакивающе безмолвная в сравнении с её собственным сбивчивым дыханием. Был тому виной выпитый бурбон или внезапное помутнение рассудка, но ей казалось, что время на мгновение остановилось, позволяя очнуться от дурмана настойчиво терзающих её губ, вовлекающих в какую-то демоническую лихорадку из похоти и тревоги. В этом было что-то неправильное, даже отвратительное, но как бы доктор Фостер ни пыталась подойти к вопросу рационально, она не могла найти ответ.
Девушка больше не узнавала в Джеймсе своего деликатного коллегу, этого почти стереотипного европейца с безупречными манерами, - мужчина был яростно горяч, порой даже груб, и это сперва испугало её, выбило из колеи. Он был повсюду, и, нарочно ли, с филигранной ловкостью пресекал любые попытки снять с него хотя бы пиджак. Джейн чувствовала каждой клеточкой тела, что происходит что-то неладное, однако глубокие переживания и вопросы нравственности, которые никак, в сознании ученой, не противоречили присутствию мужчины в её квартире среди ночи, начисто исключали возможность обратить, наконец, внимание, на собственную интуицию, и сбежать под самым нелепейшим предлогом.
Ничто не вечно, и любой чаше, со временем, свойственно переполняться. Когда слишком долго живёшь выдуманными идеалами, не получая взамен ничего, кроме ударов судьбы, что-то надламывается внутри, даёт трещину, заставляя задать себе главный вопрос - стоит ли оно того? Она прикрыла глаза, прислушиваясь к себе, к сексуальному аромату его парфюма, к будоражащим, требовательным поцелуям, к тому, как грубая ткань мужских брюк касалась то и дело самого чувствительного места на её теле сквозь кружево, и с каким неистовым рвением в голове пульсировала навязчивая мысль о совсем другом мужчине.
Джейн слишком долго была "хорошей девочкой", занудной, правильной до зубного скрежета, упрямо отказывающейся замечать, что крылья её давно надломились под гнетом циничной действительности. Она через чур много думала о том, что должна делать и чувствовать для того, чтобы картинка её жизни стремилась к идеальной. И сейчас девушка была так зла на саму себя за эту дурость, что единственным её желанием было бросить спичку и дать всему этому пылать. Как бы ни было гадко, больно, страшно, она должна дать себе забыться. Разве не этого она хотела?
Фостер судорожно выдохнула, инстинктивно прижимаясь к Джеймсу сильнее и вновь находя его губы, чтобы поцеловать жарко, порывисто, дико, то и дело покусывая, в то время как её пальчики принялись крайне настойчиво расстегивать пуговицы на рубашке, пока, дойдя до последней, не заскользили вверх по торсу мужчины в стремлении стянуть всё вместе с пиджаком.
- Помоги мне... - горячо прошептала Джейн, почти не отрываясь от его губ.

Есть что-то особенно манящее для всех человеческих существ в этом блаженном забытьи. Его отражения и отголоски можно найти во многих религиях, у него множество имен и граней, но есть нечто, что их объединяет – иллюзия побега от гнетущей действительности. Рай, элизиум, нирвана – можете называть это, как угодно, ведь даже новейшие из культов – маркетинг и поп-культуру, не обошли грёзы о заветном месте, где отступают невзгоды и печали, и сладкая, истомленная нега накрывает тебя с головой.
Происходящее больше походило на эпизоды некогда ненавистных ученой мелодрам, чем на реальность. Вот он хрипло, почти шепотом, отвечает ей, а затем элегантно, точно делал это тысячу раз, сбрасывает одежду, и Джейн, кажется, видит всё со стороны. Его тело красиво, как в рекламе парфюма – это девушка может оценить, бросив беглый взгляд перед собой, прежде чем новый поцелуй утянет её в омут желанных ощущений. Джеймс целует и прикасается к ней мягко, деликатно, угадывая то, что действительно нужно ей в это мгновение, а в голове Фостер невольно проскальзывает шальная мысль, будто он способен читать мысли. Даже свет в комнате кажется правильным. Слишком идеально, чтобы быть чем-то настоящим. И эта едва заметная, немая тревожность заставляет ученую вновь и вновь подталкивать себя наслаждаться этим в полной мере, прежде чем ей удаётся наконец забыться и, с тихим стоном запустив пальцы в волосы мужчины, скрестить лодыжки за его спиной, чтобы в следующую секунду услышать, как меняется его голос, и увидеть (о, боги, это происходит наяву), как мягкий облик ирландского ученого растворяется, уступая место менее привычному и почти забытому, и всё же, его невозможно не узнать.
Джейн показалось, будто её поместили внутрь огромного церковного колокола, по которому хорошенько ударили кувалдой - гул в ушах, дезориентация, оцепенение. Тысяча мыслей лавиной захлестнули девушку, вырывая из реальности.
Вот перед её глазами лицо Локи, но на нем нет привычной ухмылки - оно застыло мертвенной маской, а кожа приобрела синеватый цвет. Локи больше нет - в этом не может быть никаких сомнений. Она слышит крик Тора, видит слёзы в его глазах, и внутри неё тоже всё будто бы разрывается.
Когда-то, наблюдая, во что стараниями трикстера превратился Нью-Йорк, что случилось с блестящим умом доктора Селвига, ученая ненавидела Лафейсона всей душой. В тот день, когда она увидела его в живую, и, с горячностью подростка, приветствовала младшего принца Асгарда пощечиной, всё начало меняться. Презрение и недоверие сменились благодарностью и непониманием, ведь он рисковал жизнью, защищая Джейн, и погиб, спасая брата. А после, когда всё кончилось, когда Тор был с ней, в Мидгарде, девушка любила слушать, как возлюбленный, как бы между делом, рассказывает о невероятных девяти мирах, об Асгарде, о детстве, и о Локи. Чудовище вначале, теперь тот казался ей, если не святым, то точно не бесчувственным монстром, алчущим лишь власти и разрушений.
И вот он перед ней, и Фостер даже не знает, как это осознать, не говоря уже о том, чтобы понять, как теперь относится к трикстеру, или, что сейчас было бы более ценно - что делать. Осведомлен ли Тор в том, что брат жив? Что привело его к ученой, заставило притворятся ирландским, коллегой, помогать в разработке Биврёста? Ему нужен мост? Тогда почему рабочая установка уже несколько недель стоит в лаборатории? Почему Джейн ещё жива? Почему, черт возьми, они здесь, в её квартире, полураздетые, напившиеся виски? И если Лафейсон всё-таки решил надругаться над ней или прикончить, есть ли хоть малейший шанс выкарабкаться?
Она рефлекторно ещё сильнее сжала бедра мужчины, затем, замешкавшись и решив, что делает нечто ужасно постыдное, раздвинула ноги, прижимая ступни к спинке дивана, но Локи всё ещё был очень близко. Влево, вперёд, назад, вправо - ей не сбежать, а любая попытка дернутся может кончится паршиво. Впервые в жизни ученая по-настоящему боится его - боится, потому что не понимает. Всё, что ей остаётся - нащупать на спинке дивана ворох одежды и, чуть отклонившись назад, прижать его к груди в наивной попытке прикрыться. Её тело всё ещё немного возбуждено, и это теперь кажется Джейн чем-то невероятно отвратительным.
- Ты ведь мёртв... - только и может выдавить Фостер полушепотом, окидывая комнату лихорадочным взглядом в поисках предмета, способного стать её спасением в нужный момент - заведомо бессмысленная затея. - Тор... Он знает? - дрожащим голосом произнесла девушка, но тут же осознав двусмысленность, добавила - О том, что ты жив, - она надеялась, что обо всём остальном Тор не узнает даже на смертном одре.

"Слабый пол" - звучит как глупая издевка, как оскорбление, устаревшее клише в современном западном мире, где женщинам каждый день открывается множество возможностей доказать, что это не так. Идея здорового феминизма так глубоко проникла в головы, что любой, кто посмеет усомниться в силах «прекрасной половины человечества», тотчас встречал общественное осуждение. И пусть даже здесь, в прогрессивных штатах, оставались сферы жизни, которые не способны были до конца очиститься от консервативных взглядов, это был мир, где молодая смазливая девчушка, чрезвычайно увлеченная своим делом, могла заниматься наукой и получить высшую награду за свои достижения. Вот оно – то, что зовётся равными возможностями. Или нет? Ведь сколько бы успешной, сильной, самодостаточной ты ни была, твоя идеология не защитит тебя, стоит столкнуться с грубой мужской силой.
Страх парализует и, кажется, опьяняет ещё пуще прежнего. Ощущение беспомощности скручивает, комкает, увечит остатки самолюбия. Даже если бы Джейн удалось вырваться, добраться до самого тяжелого предмета, оказавшегося на виду – разводного ключа в спальне у компьютера, всех её сил не хватило бы огреть Локи так, чтобы это дало хоть какую-то фору. Пытаться же манипулировать трикстером с помощью слов означало затеять игру, в которую заведомо проиграешь.
Он упивается тем, какую боль причиняет ей, говоря о Громовержце. Нечто, что она давно внушила себе сама и, кажется, даже смирилась, здесь, озвученное тем, кто точно мог знать, ранило в стократ сильнее. Словно прежде всё было лишь в её выдумках.
И всё же его унизительная, безжалостная наглость пробуждала в ученой что-то кроме страха и отчаяния– бесстрашную, безрассудную злость, за которую Фостер хваталась, как за последнюю соломинку.
Это точно не скрывается от глаз мужчины – то, как медленно ползут к переносице её брови, как стискиваются челюсти в ответ на упертые в её подбородок жесткие пальцы, как каменеют губы, уже не такие податливые и охочие до поцелуев, как мгновения назад. И когда он вновь заговаривает о Торе, ожидаемо задевая её за живое, Джейн почти решается дерзнуть в ответ, но останавливается, едва приоткрыв рот, потому как замечает за смехом и издевками надрывную грусть, пронизывающую взгляд её ночного гостя.
Нет, ты не психопат, каким хочешь показаться. Но что тобой движет? Точно не похоть, нет. Это было бы глупо и бессмысленно. Кто я во всём этом фарсе? Почему я не могу увязать факты? Ты лжешь. Лжёшь или говоришь недостаточно.
- Если Тор не... - она не успевает договорить, потому как богу коварства кажется отличной идеей опрокинуть её на лопатки, придавливая и обездвиживая.
- НАСИЛИЕ КАЖЕТСЯ ТЕБЕ ПРИЯТНЫМ ПРОДОЛЖЕНИЕМ ВЕЧЕРА? - взрывается Джейн, возмущенно дернувшись настолько, насколько это было возможно. - Сначала втираешься ко мне в доверие, притворяясь другим человеком, а теперь ведешь себя, словно чокнутый маньяк! Великолепные манеры, Ваше Высочество! - тяжело дыша, не в силах совладать пока со своей яростью, Фостер судорожно рассматривает точеные черты царевича в попытке отыскать за его мимикой хоть какую-то зацепку.
- Если Тор не любит меня... - выдохнув, ученая решила продолжить невысказанную мысль, хотя скрыть тревожность по-прежнему ей не удавалось. - , то зачем ты здесь? Если я ему безразлична, эти игры бессмыссленны, - Но что если нет? - эта мысль дурманила, обнадёживала, вырывалась жаром сквозь кожу, но слишком рано было терять рассудок, не сейчас. - Или дело не только в нём? Эта девушка... Рыжие волосы, синие глаза... Дело в ней тоже? - осторожно спросила Джейн, с опаской предвкушая, что с ней может случиться за выссказывание подобных догадок, вне зависимости от того, окажутся ли они правдивы.